Мощнейший социальный взрыв, сотрясший Российское общество в 1917 г., и институциональные перемены кардинальным образом изменили не только общественную палитру жизни населения бывшей империи, но и систему устойчивых мировоззрений. Политический и социальный кризис вылились в гражданскую войну, что привело к дестабилизации уровня жизни населения. Кровопролитная гражданская война на несколько лет расколола некогда единое российское общество, и явственно исполнились слова Христа Спасителя: «Предаст же брат брата на смерть, и отец – сына; и восстанут дети на родителей, и умертвят их» (Мф. 10:21). К 1918 г. особенно напряженная вооруженная борьба продолжилась на Юге России, области которого стали основным местом дислокации организованных сил Добровольческой армии под предводительством генерала Л.Г. Корнилова.
Отрезанные от церковного центра и Святейшего Патриарха южные епархии испытывали недостаток в отсутствии руководства. К тому же к этому времени накопился ряд проблем, которые требовали срочного решения. Особенно трудным стало положение Церкви на Юге с февраля, когда большинство населенных пунктов после продолжительных боев заняли отряды Красной армии, установившие на территории Кубанской и Ставропольской областей Советскую власть, а одновременно с этим началось преследование духовенства. В самом сильном притеснении находилось духовенство Кубанской области, поэтому уместно рассмотреть этот период на ее примере.
Нужно отметить, что ввиду крайне нестабильного политического статуса центральной власти и продолжающейся Гражданской войны отношение населения Кубанской области к большевикам было неоднозначным. Удивительно, но подобное неоднозначное отношение также присутствовало и со стороны большевиков к духовенству в некоторых станицах. Около 23 % причтов Кубанской епархии, сообщая о периоде советской власти в области и ее отношении к Церкви, докладывали о «благожелательном отношении» представителей советской власти на местах, несмотря на антирелигиозные законодательные акты [1]. Конечно, подобную модель отношения не стоит считать релятивной для всего региона. Например, вскоре после занятия красноармейцами 17 марта 1918 г. ст. Баталпашинской начальник отряда Балахонов, прежде чем распустить солдат, повелел служить молебен на центральной площади. Более того «на страстной неделе все начальствующие лица, окруженные свитой, присутствовали на богослужениях в четверг на страстях, на выносе плащаницы, в Великую субботу на утрени и литургии первого дня св. Пасхи» [2]. В большинстве случаев это отношение имело ярко выраженный личностный характер и воспринималось сквозь призму мнения руководителя.
Протоиерей Тимофей Луганский, настоятель Николаевского собора ст. Баталпашинской, констатировал: «Такое отношение к церкви всецело зависело от начальника отряда прапорщика Балахонова. Балахонов очень любил церковь, принимал самое живое участие в чтении и пении и даже несколько раз просил епархиальное начальство разрешить ему держать экзамен на псаломщика. Ходатайство отклонялось» [3].
В ст. Крыловской отряд большевиков, по сообщению церковного причта, был встречен «хлебом-солью», что позволило избежать нарушений в приходской жизни и арестов духовенства [4]. Эти случаи отношения большевиков к религии необходимо признать девиантными ввиду их несоответствия общей политике новой власти.
Некоторые населенные пункты остались вдали от проходящих вооруженных отрядов красноармейцев из-за своей удаленности от центральных транспортных узлов, и поэтому духовенство не претерпело никаких гонений. По этой причине, а также вследствие положительного отношения большевиков к Церкви, духовенство в целом ряде станиц не пострадало, в числе которых: ст. Павловская, ст. Алексеевская, ст. Новопетровская, ст. Косякинская, х. Мокробалковский, х. Коссовича, х. Сухой, ст. Беслинеевская, ст. Натухайская, х. Лимано-Кирпильский, с. Новомихайловское, ст. Старомышастовская, с. Ольгинское, ст. Курджипская, с. Казьминское, ст. Келермесская, ст. Новомалороссийская, с. Гулькевичи, ст. Новодонецкая, ст. Самурская, ст. Баклановская, ст. Ирклиевская, ст. Бородинская, м. Горячий Ключ, ст. Азовская, х. Романовский, ст. Крыловская, ст. Бейсугская, ст. Благовещенская, ст. Дагестанская, с. Витязевское, х. Зубов, ст. Темижбекская, ст. Казанская, ст. Даховская, ст. Воронцовская, ст. Украинская, с. Кудако, ст. Ширванская, ст. Кармалинская.
Однако нужно констатировать, что в подавляющем большинстве случаев отношение большевиков к Церкви было явно враждебным и агрессивным. Глобальная общероссийская проблема, безусловно, отразилась на региональном уровне, проявив особую местную специфику. Проведя классификацию проявлений антирелигиозной политики советской власти в 1918 г., можно выявить ряд существенных аспектов: 1) аресты, издевательства, оскорбления духовенства, 2) убийства священнослужителей, 3) проявления кощунства к православным святыням и богослужению, 4) причинение вреда храмам или их полное уничтожение, 5) принуждение духовенства к регистрации актов гражданского состояния в соответствии с законодательством новой власти (de jure этим заниматься имели право только представители органов власти).
Из архивных документов видно, что в значительной группе станиц духовенство освобождалось из ареста после настойчивых требований местного населения, определенно заявлявшего свою позицию. К примеру вскоре после занятия большевиками ст. Новотроицкой (2 июня 1918 г.) был арестован священник Митрофан Федоров и затем отправлен на хут. Романовский, а потом в ст. Кавказскую, где более трех с половиной недель находился в тюрьме. По свидетельству причта, «благодаря ходатайству прихожан о. Федоров был освобожден» [5]. Священник хут. Скобелевского Петр Пятницкий, арестованный в феврале 1918 г. местным военно-революционным комитетом, длительное время находится в тюрьме хут. Романовского, где претерпел множество издевательств и оскорблений. Заключение прекратилось так же по требованию своих прихожан [6]. Священник ст. Петровской Михаил Лебедев, как сообщалось в рапорте, «был арестован и с издевательствами препровожден в Темрюкскую тюрьму, откуда освобожден по ходатайству станичного общества» [7]. Аналогичная судьба постигла священника ст. Елизаветинской Александра Орлинского, которого большевики арестовали за участие в похоронах генерала Л.Г. Корнилова. Население встало на защиту своего пастыря.
Интересно как порой красноармейцы, встречаясь с духом любви, исходящим от станичного пастыря, отступали в злобе, не находя в себе сил противостоять ему. После освобождения из под ареста священник ст. Исправной Николай Копачевский прибыл в станицу, где сразу же принял на себя руководство ремонтом местного храма. В своем рапорте от 21 мая 1919 г. за № 72 он писал: «После моего освобождения из тюрьмы я как-то раз был в церковной ограде и, сделав указание рабочим, пошел домой». В это время мимо проходили четыре красноармейца. Увидев священника, они остановили его и в грубой форме высказали свое неудовольствие проводимым ремонтом, ведь в храме все равно вскоре будет устроен биограф. И далее, выругавшись и поддержав товарища, солдаты захохотали. Священник же, сохраняя полное спокойствие, ответил им: «Если по декрету советской власти предложено православные церкви переделать в биографы, то все же лучше получить это здание отремонтированным и чистым, а не грязным и запыленным». На эти слова мои они только плюнули и обозвали меня патлатым, зубастым чертом и водолазом и ушли», — сообщал священник [8].
Священник с. Новокубанского благочинный Георгий Осецкий 1 июня 1919 г. в рапорте в Кубанский епархиальный совет сообщал, что в его доме неоднократно производились обыски, грабежи, в результате чего причинен убыток общей суммарной стоимостью 20203 рубля (были похищены золотой наперсный крест и даже дароносица, награды и ордена, разорен весь благочиннический архив, уничтожены печати). «При чем один из хулиганов, надев епитрахиль и дамскую шляпу, причащал собравшуюся толпу св. Дарами. В церкви был произведен большевиками обыск, причем обыскивающие были в шапках и курили папиросы. Похищены были Евангелие и кропило, взяты для учета приходо-расходные книги и не возвращены. Священник Осецкий в виду добытых контрразведкой сведений о готовящейся ему смертной казни должен был бежать и скитался по степям и дебрям вместе с своими благомыслящими прихожанами около 3 месяцев» [9].
С января 1918 г. большевиками был занят г. Армавир. Уже в марте по постановлению следственной комиссии был арестован настоятель Никольского храма протоиерей Леонид Федорович Дмитриевский. Сначала он находился в тюрьме Армавирского волостного правления, а затем был переведен под домашний арест с запретом совершать богослужения в храме. Ограничение свободы широко известного и уважаемого в городе священника всколыхнуло все население. Около трех недель отец Леонид содержался под арестом, а под Вербное воскресенье был оправдан на суде перед трибуналом. Существенное влияние на отношение большевиков к духовенству и, в частности, к настоятелю Никольского храма оказало именно настроение городского населения. «Почти весь город следил за ходом моего дела, [население] охраняло меня и только этим я объясняю, что большевики, испугавшись толпы, вынуждены были меня выпустить», — говорил отец Леонид 23 мая 1919 г. члену Особой комиссии. «Вообще, по-видимому, отношение населения города к моему делу побудило большевиков быть осторожными к Церкви в Армавире, и особенных притеснений они не чинили, только потом они воспретили звонить в колокола самую же службу в церкви не запрещали». Вместе с протоиереем в заключении находились трое членов приходского совета, которых, однако, продержали не долго. Является очевидным тот факт, что представители новой власти, опасаясь народных волнений, проявляли умеренное отношение к духовенству, что во многом уберегло его от зверств и гонений [10].
Положение духовенства ст. Староминской с конца 1917 г. по 10 июля 1918 г. было крайне тяжелым. С установлением новой власти в доме у священника Александра Исконицкого начались постоянные обыски, были конфискованы одна тысяча рублей и некоторое белье, револьвер, облачение. Затем в одной половине его квартиры был размещен отдел связи большевицкого отряда, был занят парадный ход, а семье священника приходилось ходить через кухню. Конечно, такое сожительство привнесло лишь негатив: круглосуточный шум и площадная брань не давали покоя. Через два месяца начальство отряда потребовало от священника вовсе выселиться из собственного дома, освободив его для кавалерии. Отец Александр некоторое время был вынужден скитаться без крова, а затем поселиться на окраине станицы в небольшом доме. Однако на этом преследования священника не окончились, вскоре и на новую его временную квартиру стали приходить вооруженные солдаты со своими командирами, свободно рассаживаясь без приглашения, осматривали комнаты, курили и всячески демонстрировали свое презрение к духовенству. Особенно часты были обвинения к отцу Александру, что духовенство тормозит все благие преобразования советской власти, за что непременно оно будет наказано. «Свяш. [священник] Исконицкий, чтобы остановить безбожника, указал на его несправедливость и заблуждения, матрос записав что-то в свою памятную книжку сказал: «А вот скоро увидим, кто из нас несправедлив», — и вышел из комнаты; на дворе он долго говорил с «товарищами» пулеметной команды. Слышны были голоса: «Выгнать попа в кухню и весь тут разговор». Вскорости после сего один из пулеметчиков «по секрету» сообщил свящ. Исконицкому, что ему грозит арест. И действительно в этот же день вечером уже искали Исконицкого вооруженные большевики, пришлось скрываться сначала в станице, потом на кочевке в степи. Дело это было в начале июля 1918 года, а 10 июля большевики спешно очистили станицу, присоединившись к проходившей здесь армии Сорокина» [11]. К сожалению, формат статьи ограничивает объем сведений, которые можно почерпнуть из всех 174 рапортов причтов, поэтому не представляется возможным цитировать все сообщения.
Обращаясь к рассмотрению зверств и убийств, совершившихся над приходским духовенством, следует отметить, что сообщения причтов были как краткие так и пространные. Именно этим можно объяснить отсутствие в документах Особой комиссии описаний обстоятельств смерти большинства священнослужителей.
Стоит отметить характер уничтожений и повреждений православных храмов большевиками в результате антирелигиозной политики. В «Списке поврежденных и разграбленных церквей Кубанской епархии» указаны разрушенные до основания храмы: Рождество-Богородицкий ст. Бекешевской (после танцевального вечера, проводимого в храме, он был подожжен; сгорел весь архив и метрические книги с 1899 по 1916 гг.), Николаевский ст. Барсуковской, разгромлены Стефановский ст. Новокорсунской (расхищена ризница, церковные деньги, на лошадей надевали облачения), Богоявленский ст. Сенгилеевской, храм хут. Ново-кавказского (кроме всего еще была изрезана плащаница и использовалась в качестве попоны для лошади), причинены повреждения в результате артиллерийских обстрелов Преображенскому ст. Елизаветинской, Рождество-Богородицкому ст. Переяславской, храму ст. Новосуворовской, храму Саввы Освященного ст. Кореновской (алтарь использовался как отхожее место), взорван пол в Покровском храме ст. Тифлисской, ограблены Николаевский храм ст. Батуринской, Михаило-Архангельский ст. Кирпильской, Покровский хут. Скобелевского, Петропавловский ст. Платнировской, Рождество-Богородицкий ст. Севастопольской, храм ст. Полтавской, Покровский ст. Новоекатериновской, Вознесенский ст. Пластуновской, Митрофановский ст. Прочноокопской, Иоанно-Богословский с. Ивановского, Покровский ст. Апшеронской, Иоанно-Богословский с. Новокубанского, храмы г. Темрюка, Майкопа, ст. Вознесенской, подворья Свято-Александро-Афонского мужского и Покровского женского монастырей [12].
Вплоть до сентября-октября 1918 г. большевики сохраняли свои позиции, пока не были выбиты силами Добровольческой армии генерала А.И. Деникина, полностью очистившего регионы от советской власти.
С этого времени политическая ситуация на Юге России приняла совершенно иной характер. Учрежденный собственный институт управления, возглавляемый Главнокомандующим вооруженными силами на Юге России, в этот период стал высшим государственно-административным органом власти, объединявшим одновременно гражданскую и военную власть. Параллельно с структуризацией гражданского управления произошла организация церковного центра – Временного высшего церковного управления (ВВЦУ), идея создания которого была предложена протопресвитером Г. Шавельским. Сложно судить о необходимости организации временного церковного центра. С одной стороны он должен был предпринять серьезные административные решения, а с другой – возникшие в епархиях проблемы могли быть постепенно урегулированы силой епархиальной власти.
С целью решения этих вопросов 26 апреля 1919 г. в архиерейских покоях Кубанского епископа в г. Екатеринодаре было принято решение о созыве областного церковного собора и организации церковной власти на территориях, находящихся под контролем Добровольческой армии. С одобрения архиепископа Ставропольского и Кавказского Агафодора (Преображенского), избранного почетным председателем, заседания Собора начались 19 мая в г. Ставрополе. В ходе обсуждений было принято название – Юго-Восточный русский церковный Собор. Решением Собора организация ВВЦУ на Юго-Востоке России была санкционирована. В соответствии с утвержденным 22 мая положением ему передавалась вся церковная власть на занятых А.И. Деникиным территориях [13]. На заседании 23 мая был окончательно утвержден список лиц, избранных в состав этого учреждения.
Одним из существенных вопросов, подлежащих решению на Соборе, являлась территориально-административная реформа южных епархий. Давно назревший вопрос о полной самостоятельности Кубанской епархии необходимо требовал незамедлительного решения. На этом настаивало не только духовенство, но и высшие круги Кубанского казачьего войска. Данная в 1916 г. частичная самостоятельность Ейскому викарию Ставропольской епархии с присвоением ему титула «Кубанский и Екатеринодарский» и образование в 1917 г. епархиальной канцелярии при епископе Иоанне все же не удовлетворяли предъявляемых требований. Также в соответствии с сложившимся обособленным положением Черноморского побережья, выделенного в отдельную территориально-административную единицу, требовалось упразднение канонической зависимости духовенства побережья от Сухумской кафедры.
22 мая 1919 г. на соборном заседании было принято решение о выделении Черноморской губернии из состава Сухумской епархии с образованием новой самостоятельной Черноморской и Новороссийской епархии с центром в г. Новороссийск. Причиной, обусловившей необходимость перенесения кафедры в г. Новороссийск, благочинный 1-го Черноморского благочиннического округа, настоятель Николаевского соборного храма г. Новороссийска протоиерей П.И. Беловидов на называл сложившуюся значительную дифференциацию между населением губернии и Сухумского округа в языковой, культурной и даже религиозной сферах. По его свидетельству еще в 1917 г. был подан ряд ходатайств о перенесении кафедры из Сухума в Новороссийск, причем они получили одобрение в Священном Синоде и Высшем церковном совете, при условии необходимого в будущем согласия Сухумского епископа [14].
Так же на соборе обсуждался вопрос о выделении Кубанского викариатства Ставропольской епархии в самостоятельную епархию. Представитель кубанского духовенства священник Григорий Петрович Ломако в своем докладе на общем заседании Собора подчеркнул необходимость разрешения давно назревшей проблемы: «До сих пор открытие самостоятельной Кубанской епархии признавалось почему-то несвоевременным, несмотря на то, что в Кубанской области насчитывается 500 приходов… православного же населения – до 5 миллионов». Против этой реформы возразил представитель Ставропольской епархии священник Н.И. Козлов, находя административное разделение не соответствующим указу Святейшего Патриарха от 13 сентября 1918 г., и настаивал на необходимости обсуждения этого вопроса на общеепархиальном съезде. По его мнению, решение этого вопроса не являлось необходимым ввиду того, что Кубанское викариатство с 1916 г. de facto пользовалось относительно полной самостоятельностью.
Затем священник Г. Ломако сообщил, что на повестку августовского общеепархиального съезда вопрос о разделении епархии не был поставлен, а без предварительного обсуждения на уровне благочинных это сделать невозможно. Однако большинство участников заседания признали давно назревшую необходимость выделения территории Кубани в отдельную епархию, и поэтому результатом заседания стало одобрение большинством голосов собравшихся учреждения на Кубани самостоятельной епархии, не зависящей от архиепископа Ставропольского и Кавказского [15]. С этого момента можно считать начало принципиально новой церковной жизни Кубанского края, начавшейся в один из сложных и трагичных исторических периодов.
Помимо решения вопросов церковного управления на территориях, подконтрольных А.И. Деникину, в это же время происходил сбор сведений и материалов о положении духовенства во время господства большевиков в регионе в 1918 г. Учрежденная в конце 1918-начале 1919 гг. Особая комиссия по расследованию злодеяний большевиков при Главнокомандующем вооруженными силами на Юге России проводила свою деятельность совместно с Кубанским епархиальным Советом. Для удобства сбора материалов были выработаны специальные опросные листы, которые направлялись в адрес церковных причтов для характеристики положения Церкви при большевиках в каждом приходе.
Всего было разослано 178 опросных листа, из которых 174 поступили с ответами в Епархиальный совет. На основании этих документов, находящихся на хранении в Государственном архиве Российской Федерации, можно комплексно проанализировать положение Церкви на Кубани с февраля по июль 1918 г. в период власти большевиков.
С сентября 1919 г. ВВЦУ начало проводить ревизию находящихся под его управлением епархий: Кубанской и Черноморской. Предварительно перед началом инспекционной проверки деятельности Кубанской епархии Преосвященному Иоанну (Левицкому), епископу Кубанскому и Екатеринодарскому, ввиду неудовлетворительного состояния епархиального управления было предложено «просить назначения викарным епископом или подвергнуться ревизии» [16]. Проведение проверки Управление указом 12 октября № 194 возложило на вернувшегося вместе с митрополитом Антонием (Храповицким) архиепископа Волынского и Житомирского Евлогия (Георгиевского). 5 ноября в адрес епископа Иоанна от ВВЦУ было направлено письмо с просьбой прибыть на заседание Управления для объяснения по поводу результатов ревизии [17]. В результате после рассмотрения дела о ревизии ВВЦУ нашло положение епархии неудовлетворительным, а епископ Иоанн был отправлен на покой с проживанием в Кавказском Николаевском мужском монастыре. На кафедру вначале был назначен епископ Уманский Дмитрий (Вербицкий), который в епархию не прибыл, а управление принял митрополит Киевский и Галицкий Антоний (Храповицкий) [18].
Таким образом, на основании анализа вышеупомянутых фактов можно восстановить историческую картину церковной жизни на Юге России в 1918-1919 гг. Следствием антирелигиозной политики большевиков стал масштабный хаос, деморализация социальных отношений, повреждение или полное уничтожение культовых сооружений, многие из которых можно по праву считать архитектурными памятниками регионального значения. Но нужно помнить, что наравне с лучшими представителями духовенства, принимавшими мученические кончины от рук большевиков, по-прежнему свое служение продолжали далеко не лучшие священнослужители, видя которых протопресвитер Г.И. Шавельский впоследствии написал: «сытое сверх меры [духовенство], обеспеченное всякими благами, оно, за немногими исключениями, не шло дальше требоисправлений и совершения очередных богослужений. Проповедь, духовное и вообще культурное воздействие на паству, — это как будто не входило в круг обязанностей станичных священников, оправдывавшихся большим количеством чисто приходской работы, т. е. треб» [19].
Н.В. КИЯШКО
Примечания:
- Государственный архив Российской Федерации (далее – ГАРФ). Ф. Р-470. Оп. 2. Д. 10. Л. 155.
- Там же. Л. 10об.
- Там же. Л. 10об-11.
- Там же. Л. 155.
- Там же. Л. 37, 151.
- Там же. Л. 154.
- Там же. Л. 157.
- Там же. Л. 112-112об.
- Там же. Л. 19об.
- ГАРФ. Ф. Р-470. Оп. 2. Д. 26. Л. 2, 2об.
- ГАРФ. Ф. Р-470. Оп. 2. Д. 10. Л. 21-22об.
- Там же. Л. 219об, 220, 224.
- Крячко Н., прот. Архив Юго-Восточного русского церковного Собора 1919 г. как источник по истории Русской Православной Церкви периода Гражданской войны // Вестник церковной истории. 2012. № 1/2 (25/26). С. 160.
- ГАРФ. Ф. Р-3696. Оп. 1. Д. 1. Л. 23об-24.
- ГАРФ. Ф. Р-3696. Оп. 1. Д. 1. Л. 24об, 25.
- ГАРФ. Ф. Р-470. Оп. 2. Д. 10. Л. 11.
- Там же. Л. 35.
- ГАРФ. Ф. Р-3696. Оп. 1. Д. 2. Л. 36; Кубанский церковный вестник. № 22-23. С. 352.
- Шавельский Г.И., протопресв. Воспоминания последнего протопресвитера Русской армии и флота. Нью-Йорк: изд. им. Чехова, 1954. С. 395.
Материал опубликован: Кияшко Н.В. Система церковного управления и положение духовенства на Юге России в 1918-1919 гг. // Материалы VIII международной студенческой научно-богословской конференции 18-19 мая 2016 г.: сборник докладов / Санкт-Петербургская духовная академия. – СПб.: Изд-во СПбПДА, 2016. – С. 226-233.
